И. В. Пименов

Морфонологическая природа третьей палатализации.

 


 

Так называемая третья переходная палатализация происходила в славянском в весьма необычных условиях. Считается, что она была прогрессивной и непоследовательной. Прогрессивные ассимиляции вообще совершенно нехарактерны для славянского, это практически единственный случай. Славянский не знал прогрессивных ассимиляций. К тому же она преодолевала границу слога, нарушая тем самым слоговый сингармонизм, и вообще автономность слога выраженный в законе возрастающей звучности. Ее фонетические условия не определенны до сих пор, по причинам отсутствия таковых. Общими условиями она обычно определяется как то что она проходила для заднеязычных согласных k, g, x в интервокальном положении после гласных ь, i, сочетания ьr, ьn(=ę) и перед гласными a, o (но не перед y, ъ, u, ǫ), изменяя их в соответственно в c', dz', s' в южно- и восточнославянских языках и в c', dz', š' в западнославянских. Данный переход сопровождался изменением последующей гласной в передний. Однако ни одно из условий не является достаточным или запретительным, так как есть много слов где она неосуществилась, хотя должна была, или осуществилась, при формальном запрете.

 

Рассмотрение ряда примеров, например, др.-рус. оученица (И. п. ж. р.) и оученика (Р. п. м. р.), где при одинаковых фонетических условиях палатализация происходит избирательно. А также, таких дуплетных соответствий как

*līkos рус. лик, род. п. -а "лицо; изображение лица (на иконе)", о́блик, прили́к м., прили́ка ж. "приличие, манеры", слик "сравнение", (сюда же лицо́), укр. лик "изображение, икона", русск.-цслав. ликъ, ст.-слав. лице πρόσωπον, болг. лик "картина; цвет лица", сербохорв. ли̑к, род. п. ли̑ка "лицо, форма, образ", словен. lȋk "фигура, образ, изображение".

*līko др.-рус. лице, рус. лицо́, укр. лице́, ст.-слав. лице, сербохорв. ли́це, словен. líсе,чеш. líce, словацк. líce «челюсть, щека», польск. lice «щека, лицо», в.-луж., н. луж. lico «щека».

*g̑́irHkādlo рус. зерца́ло, цслав., ст.-слав. зрьцало εἴσοπτρον (Супр.), сербохорв. зр̏цало, словен. zrcálo, чеш. zrcadlo, польск. zwierciadɫo

*g̑́irHkādlo рус. зе́ркало, укр. зе́ркало, словен. zŕkalo "зрачок", zrkálo, zrcálo "зеркало", чеш. zrkadlo, слвц. zrkadlo, полаб. zarḱódlü "зеркало"

При том что в *vьxъ др.-рус. вьсь, рус. весь, укр. уве́сь, белор. уве́сь, ст.-слав. вьсь, сербохорв. са̏в, словен. vès, др.-чеш. veš, др.-польск. wszy переход был осуществлен. Подробное перечень слов с третьей палатализацией и слов с уклонением по диалектам см. [ : 95].

 

Все это наводит на мысль что в данном случае палатализация была не прогрессивная, а обычная регрессивная вызванная спонтанным изменением морфологической структуры с твердой на мягкую. Действительно, фактически результатом ее был переход в мягкое спряжение, например, в местн. п. ед. ч. *otьci < *otьkoi̯ «(об) отце» вместо ожидаемой *otьcě. Однако мягкое спряжение сформировалось ранее, и не всегда было опознано, поэтому данное изменение не сопровождалось тотальным изменением морфологического типа, а только изменением структуры.

 

Данный переход был осуществлен по морфонологической модели *EKO > *EK'jO, где E = {ь, i, ę, ьr}, O = {a, o, ъ}, 'jO = {'a, 'e, 'ь}, K = {k, g, x} c последующей переходной регрессивной палатализацией в мягкие фрикативные {c', dz', s'}. В западнославянском s' изменился в шипящий š' (также как и во второй палатализации), а во всех славянских языках, кроме польского, полабского и старославянского, аффриката dz' упростилась в z'; произошла обычная для славянского языка аккомодация jo>je. Причина этого преобразования была проста, это была экспансия мягкого типа на твердый тип так хорошо известная из более ранних преобразований праславянского языка. Именно поэтому она была непоследовательной, поскольку ее непосредственной причиной было изменение морфологической структуры, а не фонетический закон. Изменение морфологического типа всегда непоследовательно и спонтанно. Сравним хотя бы экспансию тематического типа на нетематический, непоследовательное и постепенное исчезновение гетероклетического типа, мужского склонения на женское в польском. Спонтанное изменение морфологического типа всегда непоследовательно. Отсюда понятно, почему в женском роде получилась оученица, слово перешло от суффикса -nik- в производный суффикс -nik'j-, а форма оученика не преобразовала данный суффикс. Действительно, мягкие формы в славянском ассоциировались, прежде всего, с женским родом и производными уменьшительно-ласкательными или собирательными формами. Поскольку изменение было морфологическим, оно было именно для тех самых типов, которые уже были в славянском языке, то есть {ja, jo, ь}, поэтому других переходов не было. Причина морфологическая, а не фонетическая. Переход ' jъ# > 'ь# осложнялся тем, что этимологически ъ# происходило из двух источников, тематической гласной -o- и нетематической -u-, только перед первым можно было добавлять -'j- которая давало 'ь#. Типа на -ju в индоевропейском не было, славянский язык уже значительно забыл, где был какой тип. Сравните экспансию тематического типа на тип -u-, поэтому данный переход не осуществлялся в большинстве слов. Вообще, раннее 'j в этом изменении не отличался от славянского 'ь, поэтому, со славянской точки зрения, этот *ь можно рассматривать именно как вставной звук, впрочем, это не имело большого значения, поскольку основной характеристикой была мягкость.

 

Данное изменение происходило уже после первой палатализации и изменения Kj во фрикативные, общей характеристикой этих изменений была шипящий результат. В то время как результатом последующих двух палатализаций были свистящие. Оно происходило так что фактически слово не меняло полностью тип склонения, отсюда сохранение предшествующих палатализаций, мы видим зват. п. от отец - отче, фактически можно описать данную особенность как поглощение -Че > Ч'jе > -Че, женский мягкий тип имел туже структуру, а новый на -jo- в это время уже был среднего рода.

 

Объяснение именно такого перехода можно предположить из того что условия прохождения этого изменения была общая структура морфонемы равная 'ьRK, где R = {r, n, ь, 0}(ьn=ę, ьь=i), которая преобразовалась в 'ьRK'ь по той же причине что известное позднее восточнославянское полногласие по модели OR > ORO между согласными, где R плавные {r,l}, O={o,e} и для северных диалектов {ь,ъ}. Причину этих событий можно видеть в типологическом сходстве обоих моделей, как некоторую форму заменяющею простую метатезу. Если восточнославянское полногласие заменяет западнославянскую метатезу модели RO, и южнославянскую модели RA (где A обозначает долгие гласные), то модель третьей палатализации заменяет модель полной метатезы RK'ь, которая не осуществилась. То есть данное явление можно назвать неполной метатезой.

 

Подобные спонтанные переходы испытывал не только славянский, но и другие языки, например:

*g̑́ōi̯enkos рус. за́яц, род. п. за́йца, др.-русск. заıаць, род. п. заıаца, укр. за́яць, блр. за́яц, цслав. заѩць, болг. за́ец, за́ек (Младенов 174), сербохорв. зе̑ц, словен. zа̑jес, zе̑с, чеш. zajíc, слвц. zаjас, польск. zając, в.-луж. zаjас. Сопоставляется с лит. zuĩkis < *zuojekas, где есть подобный же переход типа на -o- в тип на –i-, при этом в славянском было расширение на –n-, форма без расширения за́йка не дала третью палатализацию.

*ǵr̥ɑ̯no- рус. зерно́, мн. зёрна; зереньё, собир. (Шахматов, ИОРЯС 7, I, 300 и сл.), зернь ж. "хлеб в зерне", укр. зе́рно, др.-русск. зьрно, ст.-слав. зрьно κόκκος (Супр.), болг. зъ́рно, сербохорв. зр̏но, словен. zŕno, чеш., слвц. zrno, польск. ziarno, в.-луж. zorno, н.-луж. zerno; гот. kaúrn, нов.-в.-н. Korn, лат. grānum "зерно, ядро", др.-ирл. grán "зернышко", первонач. "растертое", ср. др.-инд. jīrṇás "трухлявый, растертый, сморщенный, старый". – при *ǵr̥ɑ̯ni̯o- лит. žìrnis "горошина", лтш. zir̂ns, др.-прусск. syrne "зерно", и т.п..

 

Доказательством того, что это была именно морфонологическая модель служит тот факт, что в древненовгородском диалекте, где не была проведена вторая палатализация, третья палатализация всё же была (но только перед k(/g?)), но данное явление следует рассматривать как результат общей неустойчивости парадигмы третьей палатализации поскольку для многих слов она не была проведена в зависимости от диалекта. Так же данная палатализация дала мягкие согласные, в отличие от второй, где были полумягкие, но как первая где были мягкие, поскольку фонетические условия были теми же. Чтоб разобраться с эти нужно понять, что перед чистыми передними гласными в славянском всегда получались мягкие согласные. Следовательно, во второй палатализации были не чистые передние гласные. В действительности, вторая палатализация происходила только перед монодифтонгизовавшимся дифтонгом oi̯/ai̯, который хотя и дал ě того же качества что и из ē, но все таки различался в одном аспекте. Давайте разберемся с дифтонгами и долгими гласными в славянской эволюции. По закону возрастающей звучности в славянском дифтонги не могли быть нисходящие, то есть второй компонент дифтонга, который был неслоговым (для славянского это были узкие u,i). Второй компонент должен был стать более звучным, иначе говоря, расшириться, или первый компонент должен был стать более узким и в точности соответствовать второму. Отсюда, ei̯ > 'i͜i='ī, ou̯ > ˚u͜u=˚ū по причине одинакового места образования, можно также сказать, что первая компонента сократилась до нуля, вторая компонента расширилась, это мы назовем экспансией (суть ее это регрессивная ассимиляция). Судьба дифтонгов с разными компонентами особенно интересна. Дифтонг eu̯ дал ju͜u=jū, то есть в нем выделилась палатальная часть, сократился первый компонент, второй провел экспансию. Дифтонг oi̯ также мог произвести экспансию ˚i͜i, но такое развитие было только перед слогами с ударными гласными и в конце слова в специфических условиях. На самом деле здесь гораздо ранее началось движения второго компонента в сторону узкого ê и далее в широкое æ, из-за чего получился дифтонги oê/aæ (ср. латинское развитие ai̯ > ae). Качество первого компоненты было нерелевантно, так как лабиализованность не имела фонологического статуса в праславянском, особенно его не существовало для долгих гласных коими были дифтонги, поэтому oi̯=ai̯. Качество второй компоненты также было неважно, так как ê и æ были аллофонами. То есть реализацией могла быть любая комбинация фонов a,o,ᴐ и ê,e,æ. Имено в этот момент происходит объединение с ē > ě. ě имел такое же качество, он мог произноситься несколько дифтонгизированно, как восходящий дифтонгоид типа i͜ê, i͜e, или e͜æ; или ровно ê͜ê, e͜e, или ä͜ä. Причем после шипящих происходила экспансия самого открытого типа с ä (переходящий в a), шипящие были самыми мягкими перетягивая на себя звуки i,e следовательно после них мог идти только самый открытый звук. Объединение с ě происходило засчет дальнейшего сужения и упереднения первой компоненты, то есть экспансии второй компоненты. Таким образом, два разных звука слились в одну фонему, но у них все еще была одна разница. Все дифтонги, как и все гласные, воздействовали на стоящий перед ними согласный передовая им либо диезный оттенок (мягкость), либо бемольный (твердость, в славянском реализовывалась через лабиализованность, т.е. произносили Ко, Ка, Кы как C˚a/o, C˚ā/o͜a, C˚ɯ̅, где первая часть (примерно полморы, но не больше моры) была слегка лабиализована, вторая часть никогда не лабиализовывалась), и она не терялась как хорошо известно из истории западно- и восточнославянских языков. Поэтому, 'ē давало 'ě, а oi̯ давало ˚ě. Только в последующем развитии во всех диалектах ˚ě перешло в ˚'ě, откуда и получились, в результате второй палатализации, полумягкие звуки как некоторая комбинация диезных и бимольных тембров. Однако в древненовгородском, как и позже во всем восточнославянском языке, полумягкость была запрещена, могли быть только мягкие (диезные), или твердые (бемольные), которые несли на себе лабиализованный оттенок. Поэтому, в древненовгородском диезность не смогла преодолеть лабиализованность согласного, так же как не смогла преодолеть в сочетаниях типа Kvě- (в отличии от других восточнославянских и южнославянского, но как в западнославянских, отсюда можно предположить что древненовгородский был как бы центром запрета преодоления лабиализации в этом сочетании, так как в нем этот запрет объясняется наиболее естественно), и второй палатализации в нем не было, но третьей ничего не мешало, так как вставной j не был лабиализован, а при вставке между согласным и гласным мягкого палатального лабиализация автоматически терялась.

 

Вообще, надо заметить, что аллофонная реализация фонемы ě ("ять") в диалектах была самая разная, но регулировалась одним стремлением обобщить либо синхронное произношение (монофтонгическое), либо асинхронное (дифтонгическое). В польском (как в поморском и полабском), где асинхронное произношение главенствовало во всем - палатализация, назализация произносились очень асинхронно, где одна часть запаздывала относительно другой, мягкие согласные произносились с кратким звуком i, назализованные гласные с призвуком n (an,en), естественно реализовалась максимально асинхронное произношение ě как i͜a перед альвеолярными твердыми, и i͜е в остальных случаях. В старославянском реализация всех звуков была синхронной, но, как и в польском, открытым ä͜ä. Он остался в восточноболгарском перед твердыми, и e͜e в остальных случаях (в западноболгарских диалектах всегда). В других диалектах восторжествовали закрытые типы. В чешском, словацком, словинском и сербохорватском были дифтонгического качества, причем в последнем с весьма сильным асинхронным удлинением. В восточнославянском были и есть диалекты с i͜e и ê типом (который закрылся в i в украинском, как и в чешском). Однако в древности были диалекты с ä͜ä, по крайней мере в северной Руси, неизвестно были ли они кривичискими или какими-то другими. Такие ранние финские заимствования показывают тип ä͜ä (возможно e͜æ так как в финском результат будет одинаковым), а более поздние i͜e.

Слова с финским ää:

*meHrā рус. ме́ра, ме́рить, укр. мíра, мíрити, др.-русск., ст.-слав. мѣра μέτρον, болг. мя́ра, сербохорв. мjе̏ра, словен. mẹ́ra, чеш. míra, слвц. miera, польск. miara, в.-луж., н.-луж. měra. Фин. määra.

*groisos рус. грех, род. п. греха́, укр. грiх, ст.-слав. грѣхъ ἁμαρτία, ἁμάρτημα, болг. грехъ́, сербохорв. гри̏jex, род. п. гpиjèxa, словен. grȇh, чеш. hřích, слвц. hriech, польск. grzech, в.-луж. hrěch, н.-луж. grěch. Фин. räähka.

*klēti рус. клеть, "кладовая, амбар", кле́тка, укр. клiть, клíтка, ст.-слав. клѣть ж. οἰκία, οἴκημα, клѣтъка (Супр.), болг. клет "клетка, ногреб", сербохорв. кли̏jет, род. п. кли̏jети ж. "чулан", словен. klė̑t ж. "погреб", чеш. kletka, слвц. klietka, польск. kleć "хижина, шалаш, клеть", klatka, в.-луж., н.-луж. klětkа "клетка для птицы". Фин. lääti.

рус. хлев, укр. хлiв, др.-русск. хлѣвъ -- то же, русск.-цслав. хлѣвина "дом", ст.-слав. хлѣвъ δωμάτιον, οἴκημα (Супр.), болг. хлев (Младенов 669), сербохорв. хли̏jев, словен. hlév, чеш. chlév, слвц. chliev "стойло", польск. chlew, в.-луж, khlěw, н.-луж. chlěw, полаб. chlev. Фин. läävä.

Слова с финским ie:

*u̯oi̯dti рус. весть, др.-русск., ст.-слав. вѣсть ж. ἀκοή, словен. vȇst "знание", чеш. věst ж., польск., wieść. Фин. viesti.

*meHlos рус. мел, род. п. -а, блр. мел, др.-русск. мѣлъ, ст.-слав. мѣлъ ἄσβεστος (Супр.), др.-сербск. мѣль, словен. mе̑l ж., диал. mȋl м., ж. "землистый рухляк", польск. miaɫ "пыль, порошок; (стар.) мел", н.-луж. měɫ "крахмал", měɫnу "тонкий, мелкий". Карел. miela.

*rēpā рус. ре́па, укр. рíпа, русск.-цслав. рѣпа, болг. ря́па, сербохорв. ре̏па, словен. rẹ́ра, чеш. říра, слвц. rера, польск. rzера, в.-луж., н.-луж. rěра, полаб. rерó. Карел. rieppo.

 

 

Литература


 

 

Главная страница